Автору великой поэмы "Москва - Петушки" в октябре исполнилось бы 70 лет. Он не только много пил и гениально писал. Он еще умел любить.
Юлия шла вприпрыжку, по дороге собирая то ли засохшие цветы, то ли опавшие листья. Неожиданно свет померк, и перед ней выросла необъятная фигура человека. Как вкопанная, она остановилась, и первое, что увидела, — серые спортивные тапочки, надетые на босу ногу...
Они встретились почти по-булгаковски. В ту первую, короткую встречу едва успели взглянуть друг на друга. Но что-то, видимо, случилось, что-то замкнулось в цепочке их судеб, если в течение всего следующего месяца и многих других дней они издали с нескрываемым любопытством наблюдали друг за другом, стараясь, впрочем, не выдавать, своей личной заинтересованности...
30 лет продолжалась эта удивительная связь, полная страсти и ненависти, полная любовных приключений, необъяснимых охлаждений и измен. Это была любовь, на которую окружающий мир с самого начала смотрел если не с недоумением, то с непониманием уж точно!
А первое их настоящее знакомство и продолжительный разговор состоялись 4 декабря 1959 года в 22-й комнате общежития ОЗПИ (Орехово-Зуевского педагогического института). 21-летний
Ерофеев к этому времени многое успел: окончил с золотой медалью 1-ю Кировскую школу (Мурманская область), поступил на филфак МГУ, блестяще сдал первую сессию и был отчислен за то, что перестал ходить на учебу и сдавать экзамены.
Он поступил в ОЗПИ. В местном общежитии его окружала целая свита институтских девушек "всех курсов и возрастов". Венедикт любил про себя говорить: "Я тот камень, под который сама течет вода". Но было к кому течь и стремиться: яркий, парадоксальный, красивый. Вот он достает где-то Ницше, и все просят у него "Заратустру" хотя бы на часочек. Вот он пускает по комнатам "Мистерии" Гамсуна...
После знакомства с Юлией Руновой Венедикт в течение полугода каждый день отмечает в своем дневнике — видел он сегодня Юлию или нет. И еще отмечает, что комсорга Юлию Рунову избрали председателем студсовета общежития... А в новом учебном году Ерофеев вместе с друзьями борется за хорошее питание в институте и даже пытается устроить однодневный бойкот в местном буфете. Комендант общежития грозит Ерофееву и его "редколлегии" выселением в 24 часа. Грядет проверка его комнаты.
И вот в середине октября, накануне дня рождения Венедикта, около 11 часов вечера в комнате №10 раздается стук. Вслед за комендантом общежития в дверь бочком протиснулись парторг института, проректор по учебной части, а вслед за ними, неохотно, с явным смущением, еще один член комиссии — Юлия Рунова.
Вошедшим представилась яркая картина. Из глубин синего папиросного дыма
доносятся приглушенные звуки полузапрещенного тогда джаза. Студент, держащий ручку приемника, увидев начальство, тотчас прибавляет звук. Взгляды комиссии обращаются к правой стене комнаты: поверх плакатов о светлом будущем здесь висит несколько обрамленных полотенцами полузапрещенных тогда икон. А прямо перед ними, стоя на коленях, несколько человек показательно осеняют себя крестным знамением... Комиссия фотографирует все это безобразие и мрачно ретируется. А вскоре в 10-й появляется Рунова: — Ребята, пожалуйста, я прошу вас, оставьте нас с Ерофеевым наедине.
Все в недоумении: "Вот еще, будет она теперь их учить, что делать". Но Венедикт повелительным жестом просит всех удалиться... Юлия рыдает у него на груди. Она ведь предупреждала о готовящейся проверке, просила хотя бы один вечер вести себя прилично. И вот так он выполнил ее просьбу. Теперь его вместе с дружками точно уж выселят из общежития. Венедикт смущен, он не ожидал такого бурного проявления чувств.
Через несколько дней Ерофеев действительно отчислен. Поработав на цементном складе, он поступает во Владимирский пед. О шумных посиделках в ерофеевской комнате, теперь уж в другом общежитии, снова ходят легенды. По институту ползут слухи, что Ерофеев "заслан из семинарии, чтобы разлагать советское студенчество". И снова сонм поклонниц. Интересный факт: знакомых девиц и поклонниц он различает не по именам или фамилиям, а по цветам. "Зеленая фея с черными глазами" — первая из институтских девушек, приютившая его в своей комнате (за это ее потом и отчислят). "Серая" — хрупкая, чахоточная, сероглазая студентка с неизменно упадническим настроением. "Белая падшая женщина", "оранжевая студенточка", "фиолетовая умница". Не было только "черной" и "красной". Но еще будут...
Валентина Зимакова поспорила с подругами, соседками по комнате, что она войдет в ерофеевский "спектр". В облегающем пышную фигуру платье она часами просиживала в его комнате, не вступая, впрочем, в ведущиеся там жаркие диспуты. Скоро она была оценена и полюблена Венедиктом — за преданность, податливость и беспринципность. Зимакова интуитивно чувствовала могучую русскую породу Венедикта и выражала ему такую абсолютную преданность, почти рабскую покорность, что устоять он не мог.
В городе Владимире они представляли собой довольно приметную пару. Высокий, широкоплечий, с пышной копной русых волос — Венедикт и зеленоглазая, под стать ему высокая, в облегающем черном платье и с черными распущенными волосами — Валентина. Они вместе заходили в церковь и раздавали нищим милостыню (предварительно запасаясь мелочью в магазине). Еще они любили останавливаться около салона новобрачных и долго рассматривать подвенечные платья, как будто они жених и невеста и готовятся к свадьбе.
А как же Рунова?.. Под Новый, 1962 год Ерофееву приходит письмо, с приглашением приехать в Орехово. Срывается. Едет, чтобы вернуться вместе с ней... Но на следующий день во время посадки в поезд Венедикт случайно защемил Юлин палец в вагонной двери. Она взрывается. Но ярость — не из-за мгновенно посиневшего ногтя, скорее от душевной боли, неопределенности и недомолвок. Они уже два года знакомы, но Юлии до сих пор не понятно, чем живет Ерофеев, зачем, к чему стремится? Кто для нее Венедикт,
и какое у них может быть будущее? Но и Ерофеев не тот человек, что так просто объяснится. Идет борьба амбиций — кто кого перемолчит, передумает, перепредвосхитит. Объявлено отправление. Но Юлия отказывается ехать. Сухо простившись, они расстаются. Рунова остается в Орехово-Зуево, а Венедикт в бешенстве уезжает во Владимир.
Через день у Венедикта сильнейшая ангина. Весь цвет общежития и все цвета его "спектра" с конфетами и лекарствами у постели больного. А вечером, хитро улыбаясь, девушки приносят с проходной телеграмму от Руновой: "Поздравляю Новым годом, желаю успехов. Юля". Выздоровев, Ерофеев с блеском сдает зимнюю сессию. Это просто представление — его выхода из экзаменационной комнаты ожидают полсотни ребят и сотня девчонок со всех факультетов. Затем — грандиозная попойка на чердаке института. И приказ об отчислении "за идейное, дисциплинарное и нравственное разложение студенчества".
Летом 1964 года Зимакова заканчивает пед. ин. Работает преподавателем немецкого языка в Петушинском районе Владимирской области. Скоро в деревню к ней приезжает бесприютный Ерофеев. В конце августа вместе они едут в родные для него края — Мурманскую область. Во время застолья Венедикт неожиданно представляет присутствующим Валентину как свою жену.
А аспирантка Рунова тем временем работает в Институте биофизики АН СССР. Она часто бывает в Москве, останавливается у своей подруги Валентины Еселевой. Вскоре сестра Венедикта Тамара пишет ей о женитьбе Ерофеева и о рождении у него сына. Собственно, по этой причине он и решился стать законным мужем.
Юлия в академгородке Пущино защищает кандидатскую диссертацию и выходит замуж. В конце 1969 года у нее рождается дочь Вера. Но любви нет, брак — дань формальности, привязанности (муж — коллега по лаборатории). А их с Ерофеевым вновь тянет друг к другу. На квартире у Валентины Еселевой возобновляются встречи. Во время одного из свиданий Венедикт
замечает детскую медицинскую карточку, закладкой торчащую из Юлиной книги. Так он узнает о Верочке. Известие повергает его в шок. Запинаясь, он просит ее выйти из комнаты и целый час в одиночестве курит у окна. Их контакты временно прекращаются. Но он любит ее. А Зимакову нет, ночь за ночью его мучает один сон — будто сталкивает жену под колеса поезда.
Ерофеев работает строителем и между делом что-то пишет в толстую клеенчатую тетрадь. Это явление в русской литературе, вторая после "Мертвых душ" великая поэма в прозе — "Москва - Петушки". Она мгновенно расходится в машинописных перепечатках по всей стране, потом издается на Западе. Никому не ведомый маргинальный автор становится знаменитостью...
А будничная жизнь идет своим чередом. Ерофеев перестает появляться на своих "кабельных работах", его увольняют по прогульной 33-й статье. Он ночует у знакомых в московских квартирах и на подмосковных дачах. Новое пристанище — дачный поселок Болшево, он состоит тут сторожем.
Недалеко — дом, дача провалившихся советских агентов, где в 1939 году, по возвращении из эмиграции, поселились Эфрон со своей супругой — Мариной Цветаевой. Венедикт обожал поэзию Марины Ивановны. Здесь, среди столетних сосен, дышать одним с нею воздухом — наслаждение.
И снова возобновляются встречи Юлии и Венедикта. Только новую ссору ждать недолго. Празднуя день рождения приятеля, Ерофеев выпивает подарок Руновой — традиционный флакон "Белой сирени". И это совсем не смешно — на следующий день Юлия в бешенстве сует ему под нос пустую склянку.
Венедикт вновь похож на камень, под который течет поток поклонниц. Как вспоминала тоже неравнодушная к нему женщина, литературовед, поэтесса Ольга Седакова: "Собралась большая компания... Во владимирском лесу Веничка, как и на домашних пирах, возлежал, но теперь уже прямо на земле, и к нему все время какие-то девушки приставали. Он, вообще, в дамах как бы возбуждал агрессивные чувства, и они наперегонки хотели его захватить. Сам он занимал скорее женскую, пассивную роль, а с дамами начиналось что-то такое... каждая хотела им завладеть полностью. И я думаю, что все его, так называемые любовные истории, были именно такими. Кроме Руновой, которую он действительно любил... вопреки всему и всем... Слишком многое их различало, она ведь была человеком совершенно других взглядов и привычек. Его постоянно, с первой встречи в Орехово-Зуево, тянуло к ней. Это была единственная женщина, которая еще пыталась уберечь Венедикта от пьянства. Сначала Юлия пыталась удержать его в каких-то человеческих нормах поведения. Просто чтобы он выглядел приличным человеком, ну хотя бы как все. А остальные женщины? У меня было такое впечатление, что Веня сам не противится их влиянию".
Ерофеев тоже пытается разобраться в своих чувствах к Руновой. И вот он целый год живет в самом центре Москвы, под крышей гостеприимного дома новой обожательницы — Галины Носовой. Благодаря связям она выправляет ему новые документы взамен утерянных. Начинается "бракоразводный процесс" с Зимаковой, вслед за ним — "мое второе по счету бракосочетание (Носова Галина Павловна, сотрудник ЦСУ, кандидат экономических наук, моложе меня тютелька в тютельку на два с половиной года)".
Странной была эта свадьба. На одном конце длинного стола — Юлия и Венедикт. А Носова — на противоположном. Новому гостю не мудрено перепутать — кто тут новобрачные. Свадьба постепенно превращается в обыкновенную пьянку. Но "горько", даже по ошибке, ни разу не крикнули. Кому кричать — непонятно. И целовался Ерофеев только с Руновой, правда, в коридоре. Один раз за этим занятием их там "застукала" Галина. Она ничего не сказала, лишь сверкнула глазами и хлопнула дверью.
Со стороны Венедикта брак этот был почти индифферентным. С Зимаковой он не рассорился, ездит к ней и заботится, как умеет, о сыне. С Руновой — по-прежнему борьба амбиций. Носова же хорошо понимает масштаб ерофеевской личности, но сама оценить его творчество не способна. Как может это ("Москва - Петушки") нравиться всему миру? Ерофеев в своих оценках точен и даже жесток: "Галина Носова мне: "Я-то хоть жена великого писателя, а ты кто? "НавухудоНосова. Ты видела, девка, художественный телефильм "На руинах любви"? Так вот, ты хорошо сидишь на этих руинах. И белокаменная девушка Рунова".
В начале 1977 года Венедикт и Галина получают новую двухкомнатную квартиру в Москве на Флотской улице. Гости валят толпой. Почти ежедневные гуляния впервые приводят его в реанимационное отделение больницы Кащенко. После выписки Ерофеев почти безвыездно живет у друзей в благословенном подмосковном Абрамцево. Наслаждается природой, собирает и солит грибы. Он пытается отвратить себя от алкоголя, судя по записной книжке, заключает сам с собой своеобразный меморандум о прекращении пития: "О непитии. Земля — колыбель человечества, но нельзя, же вечно водку пить. Из всех искусств для "нас важнейшим" является воздержание. Александр Македонский тоже был великим полководцем, но зачем, же постоянно водку глушить. И еще раз, не забыть: составить для ЦРУ карту питейных торговых точек России".
Но и это воздержание ненадолго. Снова лечение. И снова "развязка". И вновь лечение... И не отпускающая любовь к Руновой. Весь 1984 год проходит у Ерофеева под знаком "квартирных смотрин и расторжения брака". Венедикт и Юлия ищут квартиру для будущей совместной жизни. Неужели? Наконец-то! Но в их планы вмешивается неожиданное обстоятельство. Галину Носову помещают в психиатрическую лечебницу. Один раз, другой. Выясняется, что за ней нужен постоянный, всесторонний уход. Венедикт разрывается на части.
И тут его настигает еще одна беда. В конце 1984 года Ерофеев приходит к Руновой с окровавленным лицом и горлом. Вот ее версия случившегося: "Юрий Авдиев (друг Ерофеева) предложил Венедикту небольшой заработок — заключить по его паспортным данным договор с какой-то церковной общиной о певческих услугах. То есть Венедикт как бы на полную ставку поет в церковном хоре, а
за это ему будет выдаваться по 25 рублей в месяц. Время шло. Никаких денег ему не платили. Вместо этого к Венедикту по почте стали приходить извещения на уплату подоходного налога. В одном из них стояло, чуть ли не 400 руб. Дело могло дойти и до суда. У Венедикта таких денег, конечно, не было, и он поехал разбираться в церковь. Как рассказывал мне Ерофеев, ему что-то заплатили, потом они хорошо выпили, а затем "служители певческого культа" повалили его и начали избивать ногами. Досталось и лицу, и горлу. И хотя на горле у Венедикта были лишь небольшие ссадины, мне все же думается, что этот инцидент мог послужить толчком ко всем последующим недугам Ерофеева..." Он опять под капельницей в клинике Кащенко. В периоды просветления работает здесь над трагедией "Вальпургиева ночь, или Шаги Командора". Небольшая летняя передышка от болезней с многочасовыми чтениями пьесы в разных компаниях заканчивается помещением Ерофеева во Всесоюзный онкологический центр. Диагноз: рак гортани. Операция проходит неудачно — из-за понятных особенностей пациента анестезиологи не могут подобрать нужную степень наркоза. Венедикта режут почти по живому. После этой операции он уже никогда не сможет говорить своим голосом, своим замечательным бархатным баритоном!
В больницу к Венедикту приезжает из Заполярья сестра Тамара. Он рассказывает ей, что "одну ночь у него дежурит Галина, а другую — Юлия". Но эта идиллия продолжается недолго. После отъезда сестры на квартире Руновой стало происходить что-то невообразимое. Ежедневные телефонные обличения в непорядочности, злобные увещевания оставить наконец Ерофеева в покое сменяются ночными визитами его разъяренных поклонниц с угрозами в адрес Юлии и ее дочери. Атаки достигают цели. Рунова перестает приходить к Венедикту в онкоцентр. И в очередной раз пытается выкинуть его из памяти.
Но Ерофеев не знает, почему она не приходит (впрочем, это в стиле их отношений). Венедикта выписывают из больницы. Никаких вестей от Юли по-прежнему нет. 4 декабря 1985 года, в 26-ю годовщину первой встречи, Юлия все же звонит к нему на Флотскую. Он отвечает ей "мычанием и стуками" в телефонную трубку. И в тот же вечер пишет короткое письмо.
"Девчужка Юлька! Только что долдонил с тобой по телефону... Почти ничего понять не мог. Да, нет, я-то тебя слышал. Все то же твое неумение сказать коротко то, чего от тебя ждет дурак с той стороны путем барабанного стука по трубке. Или еще как-нибудь. Моя милая девчонка, позвонить трудно. Я в виду имею найти человека, который взял бы на себя надежную связь. Но кругом одни бабы. Это я не для похвальбы. Действительно, говорить не о чем. Короче — бабы. С утра до ночи и бессменно. Изматывают питанием, изнуряют обилием ненужного мне чтива и успокоением по голове того, кто вот-вот окочурится... Гадают — когда помещать хозяйку дома в душевнобольной покой. Это серьезно. Псих она абсолютный. И верно мне говорит один мой знакомый, что, как только Ерофеев поправится, она сразу же попадет туда же, куда не раз попадала. Вина почти избегаю. Если бы ты, хоть месяц пожила у меня — у меня куча того, что надо печатать..."
Одна из хороших знакомых Ерофеева, Ирина Якир ("Якирка", дочь знаменитого красного командира, правозащитника) привозит Ерофееву из Парижа аппарат для говорения. Слегка навеселе Венедикт появляется в доме Руновой на улице Удальцова. Он думает поразить ее новинкой, но механический голос Венедикта становится лишь причиной крупной и продолжительной ссоры. Хотя...
"Была ли на самом деле эта ссора с Юлией Руновой, трудно сказать, — вспоминал позднее Игорь Авдиев. — Веничка, вообще, очень любил мистифицировать, а уж про дневник и говорить нечего. Часто он в своих блокнотиках записывал "с натуры" такое, чего на самом деле никогда не было. Я помню, как в 70-м году он подарил мне Афанасия Фета, и в томик было вложено стихотворение Ахмадулиной. И Ерофеев сказал, что это ему Ахмадулина сама написала. А он тогда еще не был с ней даже знаком. Легенды шли следом за Ерофеевым".
В данном случае легенда обернулась явью. Еще в самом начале 1970-х в Париже Ахмадулина прочитала поэму "Москва - Петушки". И была просто очарована ее автором. Но познакомились они лишь пятнадцать лет спустя, когда Ерофееву уже была сделана первая операция. Почему ж так поздно? Оба будто стеснялись сделать шаг навстречу...
Летом 1986 года Ерофеев впервые в гостях у Ахмадулиной и Бориса Мессерера. Мессерер оживлен, Белла же огорчена, а потом и вовсе подавлена рассказом Носовой о течении болезни Венедикта. Мессерер обещает помочь. У него хорошие связи во врачебном мире: "Завтра же едем в онкоцентр на консультацию!" Венедикт отмечает в дневнике, что его "немного коробит безапелляционность Мессерера и безропотность, покорность Ахмадулиной".
Взбодрившись в застолье, Белла произносит тост за Ерофеева, скорее похожий на речь. Но, как скромно замечает он сам, слишком уж лестный: "И талант, и ум, и стройность, и красота и т.д."
Вечером на Флотской раздается звонок Ахмадулиной. Как на зло "говорилка" не работает. Носовой нет. Венедикт очень расстроен. В дневнике он замечает: "Милая Беллочка звонит о любви и о том, что надо бы встретиться и пр. Пьян. Нет, Бог все-таки есть. Он сам мне об этом нынче ночью сказал". Как всегда, о своем новом увлечении Венедикт пишет сестре: "Беллочка, кстати, все та же: самое трогательное из всех новых знакомств".
Он умер 11 мая 1990-го. Но перед тем успел отпраздновать главный свой юбилей.
"Ю" — "Юлия". Ее цвет красный — цвет страсти.
